Золото Арктики [litres] - Николай Зайцев

придется управляться с горной пушкой или картечницей. С батареей привычнее, но, может, и не придется никогда больше командовать.

Вот и не верь в судьбу: даже вестник открыл на нужной статье.

– Нет. Это выше моих сил. – Граф резко поднялся. В эту минуту он слабо представлял себя в мундире унтера. – Лучше потеряться во льдах, чем такой позор.

Даже в этом душу разрывали сомнения: то казалось, поступок заметят и непременно оценят и поскорее если не вернут в звании, то продвинут. То видел себя уже раздавленным льдами, замерзшим и нашедшим покой в вечных снегах.

– Довольно, – пробормотал Суздалев. Надо было прекращать себя мучить терзаниями. Иван решительно пересек кабинет и твердым шагом пошел к выходу из особняка. Прохор, привлеченный шумом, стоял у двери в лакейскую и в щель наблюдал за действиями неугомонного господина. Вот граф вместо котелка натянул на голову кепку с длинными ушами, подхватил со столика немыслимые шоферские очки и, взяв с полки коричневые краги-перчатки, стремительно вышел на улицу. Старик быстро переместился к окну. Так и есть! Граф уже стаскивал брезент с автомобиля. Маменька, старая графиня, застучала об пол клюкой, и Прохор боязливо поднял глаза к потолку. Что же он мог сделать? Как остановить? Старик покачал головой. Автомобиль он, как и барыня, не любил до жути. На экипаже куда как было спокойнее. Да хоть в седле! Да разве графу что-то скажешь поперек? Оставалось одно: перекрестить напоследок.

Быстрая езда помогла сосредоточиться, а порывы холодного ветра остудили. Зеваки свистели вслед, бросались под колеса, а женщины громко смеялись и слали воздушные поцелуи. Серый сумрак белой ночи никого не смущал. Кажется, праздная жизнь кутил была в самом разгаре.

Едва не врезавшись в коляску, сманеврировал в последний момент, притормозил у каменных плит набережной. Кучер, боязливо вжимая голову в плечи, наконец развернул экипаж и быстро удалился с места происшествия. Из коляски раздалось несколько хлопков открывающихся бутылок шампанского, и поднявшийся молодой франт, махая бокалом водителю-графу, пьяно продекламировал стихи, явно не извиняясь, а больше позируя перед своими дамами:

– Весна в душе наступает

раньше всегда, чем на улице,

Сердце чувствами тает,

мечта откровеньем любуется.

Тянется взгляд к прекрасному,

руки к любви и нежности.

Счастье с весной наступает,

украсив душу безбрежностью.

Стихоплета усадили на диваны, и веселая компания укатила по набережной.

Иван, покачав головой, снял с головы кепку, кинул в нее очки-блюдца и, снимая краги, открыл дверцу автомобиля. Сейчас хотелось только одного – покурить, посмотреть в неспокойные воды Невы.

Ветер задувал спички, и прикурить удалось не сразу. Граф с наслаждением затянулся, и сладкий аромат дорогих сигарет шлейфом потянулся над черной водой. Бросая окурок, Суздалев медленно повернулся и остолбенел: по той стороне дороги быстрым шагом шла баронесса Измайловская.

– Лиза! – крикнул Иван. Девушка не среагировала на окрик, продолжая быстро идти. Фантом был слишком реален: граф слышал каждый шорох юбок, а когда до носа донесся чуть уловимый шлейф знакомого запаха духов – он решился. Суздалев перебежал дорогу, девушка чуть замедлилась, преодолевая подъем на мосту, и тут же ее осторожно взяли под локоток.

– Лизонька, – прошептал Иван.

– Что вам угодно, сударь?! – испуганно спросила девушка, резко оборачиваясь. – Вы?! Вы меня преследуете?

– Вовсе нет, – сказал, смутившись, граф, выпуская локоток и потупив глаза. Перед ним стояла похожая на баронессу недавно спасенная из-под копыт лошади девушка.

– Так что же вам угодно, сударь? Я же кивнула вам напоследок, поблагодарив! Это не дает вам права меня преследовать далее!

– Кивнули? – Суздалев растерялся еще больше. Признаться, этого он не заметил, и теперь сразу душу разорвало – как мог такое пропустить! Микола со своим братом в тот миг общались между собой очень эмоционально и приковали к себе внимание.

– Сударь, извольте объясниться немедленно. Или будете делать это в околотке. Мне кажется, вы пьяны и ведете себя не достойно!

– Практически трезв, – с улыбкой ответил граф Суздалев. Однако больше его развеселила прозвучавшая из уст этого хрупкого создания угроза позвать городового и отправить графа в околоток. – Позвольте представиться и объясниться.

– Наконец-то, – девушка нетерпеливо повела плечиком и поправила под шапочкой выбившуюся прядь.

– Граф Суздалев Иван Матвеевич. Простите, сударыня, за навязчивость, представляю, как выглядит мой поступок со стороны. Просто вы очень похоже на мою невесту…

– Которая потерялась среди публики, – подсказала девушка, указывая на веселую толпу праздно шатающихся зевак.

– Которая погибла, – тихо отозвался Суздалев, с трудом сглатывая ком в горле.

У девушки расширились на миг глаза.

– Простите, – сказала она.

– И вы меня простите, – граф ожил и несмело посмотрел на разгневанную валькирию. Кажется, теперь ему ничего не угрожало. – Могу я узнать ваше имя и поинтересоваться, что вы делаете здесь одна в столь позднее время?

– Да, конечно! – Девушка резко вытянула руку, но не для поцелуя, а как мужчина для рукопожатия. Иван с интересом смотрел на эту узкую вытянутую ладонь, не решаясь пожать. – Варвара Синичкина! Я – акушерка. Роды не всегда наступают в установленный час, этим и объясняются мои ночные и вечерние прогулки. Надеюсь, вы не подумали ничего плохого?

– Нет. – Суздалев развел руками. Хотя его и насторожило гулянье барышни без кавалера в столь поздний час.

– Вот и славно. Рада была познакомиться. Всего хорошего, граф Суздалев. Я очень спешу. Мне надо еще выспаться.

– Поймать вам экипаж?

Девушка вспыхнула, но промолчала. Иван понял, что затронул щекотливую тему о деньгах.

– Тогда позвольте мне вас проводить?

– Вот еще! – вспыхнула девушка.

– Простите, – граф слегка поклонился, беря себя в руки. Что ж, хоть и хотелось пообщаться с девушкой, силуэтом похожей на баронессу Измайловскую, но этикет не позволил навязываться. – Честь имею.

Варвара Синичкина покосилась на проходящую мимо компанию веселых подвыпивших студентов и быстро приняла другое решение.

– Вы можете проводить меня до памятника.

Изумляться было некогда. Суздалев опять поклонился и зашагал рядом. Теперь добропорядочная акушерка не торопилась.

– До памятника и не дальше. И обещайте мне, сударь, не молоть любовной чепухи. Я от лирики и бывальщины устала! И в Париж меня тоже не зовите, я вам не модистка какая-нибудь.

– Хорошо. – Граф снова бесстрастно кивнул и решил помолчать. Ему было приятно находиться рядом с Варварой, пусть и отдаленно, но напоминающей Лизоньку.

Через три шага девушка не выдержала:

– Вы всю дорогу собираетесь молчать?!

– Но позвольте, – начал смущенно Суздалев. – Мне показалось, что вы мне запретили говорить.

– Вам показалось! Мне не интересна лирика! А в Париж я сама съезжу! Вот накоплю денег и обязательно поеду учиться! У